Там, где солнце ходит справа налево
-1- -2- -3- -4- -5-
Еле уговорил молодых аборигенов попозировать перед фотоаппаратом. Причём, они абсолютно не спросили с меня платы за съёмку. Как оказалось, брать с туристов за это деньги, - обычное дело. Люди старшего возраста так и не согласились постоять перед фотоаппаратом. Но я знал, что на пути у меня ещё знаменитая Ялата – резервация коренных австралийцев и надеялся на то, что мне удастся какие-то фотографии сделать в этой резервации. Надеялся на более серьезное знакомство с представителями этого интересного народа. Австралийские аборигены относятся к так называемой австралоидной расе, имея чёрную кожу, и, в отличие от африканоидов, очень густую бороду и волнистые волосы.
Но до резервации ещё нужно было добраться. А для этого предстояло обойти залив Спенсер, познакомившись с Макефильдом, – городком, откуда уходили на южный полюс знаменитые его покорители, – Р. Скотт и Р. Амундсен. Нужно было “оттолкнуться” от города под названием Порт Огаста, что находится на северной оконечности залива Спенсер, преодолеть после этого пятьсот километров до Седуны, городка, который является своеобразным форпостом на восточной границе знаменитой равнины Наларбор, пересекая при этом несколько национальных парков. Именно в этих парках я “охотился” с видеокамерой за кенгуру, и снимал на плёнку знаменитые заросли, называемые в этих краях бушем или скрэбом. И только после этого, пропылив ещё двести километров по Наларбору, равнине, которая является южным продолжением Великой Пустыни Виктория, попасть на территорию резервации.
Населённые пункты на Наралборе редки. Чаще всего, это просто придорожные дома, расстояние между которыми нередко 190 километров. Каждый такой дом имеет очень небольшой магазинчик, кафе, душ, мотель или караван парк. Именно здесь можно пополнить запас воды, без которого пускаться в дальнейший путь очень неблагоразумно, на мой взгляд. Температура днём на Наларборе может доходить до 40 градусов, а в разгар лета, говорят, и повыше. Первым белым исследователем равнины является Джон Эйр. Он пересёк её с запада на восток в 1841 году. А окончательно заасфальтирована она была лишь к 1976 году.
Я непременно вёз с собой, что называется, про запас, литров 12 – 13 питья (воды, сока и молока), и запас этот никогда лишним не являлся. Кстати сказать, вода очень дорогая, дороже, чем молоко или фруктовый сок. Вес багажа значительно увеличился и, соответственно усилилась нагрузка на заднее колесо. И оно не выдержало нагрузки. Задняя втулка дрогнула и начала, потихоньку, выходить из строя. Запчастей у меня с собой было совсем немного, ведь так получилось, что на сборы (да не куда-нибудь ещё, а в Австралию!) у меня было всего-то шесть часов. Понадеялся на “авось”. “Авось” не сработал. Между придорожными домами, основными спутниками и собеседниками являются лишь мухи и кенгуру, причём создаётся впечатление, что их здесь равное количество. Растительность скудная. Невысокие колючие кустарники, отстоящие друг от друга на расстоянии два – три метра, и, между ними лишённая травяного покрова красная земля. Иногда невысокие трёх – пятиметровые эвкалипты появляются, внося некоторое разнообразие в окружающий ландшафт. И это на протяжении многих десятков и сотен километров.
В Ялате, куда я добрался на второй день после Седуны, вновь встречаю аборигенов. Интересен музей – магазин, в котором великое множество поделок аборигенов, предметов искусства, орудий труда, фотографий, открыток и буклетов. Немногие из коренных жителей поставляют сюда для продажи и выставок материал. Немногие держат себя в руках и не пьют “огненную воду” - виски. Для абсолютного большинства виденных мною в резервации чернокожих австралийцев, алкоголизм - это очень серьёзная проблема. Наиболее прогрессивная часть аборигенского населения пытается поднять уровень самосознания, пытается сохранить и возродить некоторые, не утраченные окончательно, традиции предков. По крайней мере, предметы искусства, музыка, записанная на диски и кассеты, пользуется огромным спросом у туристов. В Ялате, мне удалось приобрести пару бумерангов, что называется, из первых рук, за, сравнительно небольшую цену.
Приближается граница между штатами Южная и Западная Австралия. Дорога выкатывает к берегу Большого Австралийского залива и целых двести километров бежит недалеко от кромки океана. Иногда виднеются его голубые просторы, и тогда я сворачиваю с хайвэя, и спешу насладиться прекрасными и величественными видами. Высоченный берег, сплошной скалистой стеной уходящий в воду и бескрайние просторы океана, создают непередаваемое словами зрелище! Огромные, поражающие не высотой своей, а длиной океанские волны устремляются к скалистому берегу и разбиваются со страшным грохотом, бросая вверх массу воды, моментально разлетающуюся миллионами брызг, искрящихся на солнце. Высоченное синее небо дополняет эту, поистине волшебной страны достойную, картину. И никакого влияния человека, только небо, солнце, берег и океан!
От Юклы, которая оказалась обычным придорожным домом, дорога, постепенно оставляя океан немного в стороне, уходит в глубь Наларбора. Искривлённые стволы небольших эвкалиптов, оранжевая земля и серые скалы, бесшумно пробегающие кенгуру и крики многочисленных стервятников, создают впечатление настоящего заколдованного леса. По крайней мере, я себе его в детстве таким и представлял. Единственное, что возвращает к действительности, и связывает с цивилизацией, это пустынная асфальтовая дорога. Машин, особенно вечером, практически нет. Жутковато. Чем дальше уходит дорога от океана, тем становится жарче. Мухи уже не дают покоя ни днём, ни ночью и спрятаться от них можно лишь в палатке. Приходится даже делить с ними еду. Чувство абсолютного бессилия охватывает в тот момент, когда видишь, как приготовленную для обеда пищу буквально растаскивают муравьи и мухи. Пытаешься как-то противостоять этому, вооружившись полотенцем, но куда там! Оторвался от бутылки, что бы перевести дух после десяти глотков, глядь, а в бутылке уже пара мух плавает и мою воду пьют. А ведь её и так мало.
Здесь, на некотором удалении от океана, меняется направление ветра. Теперь ветер встречный и чахлый, редкий кустарник не в состоянии противостоять ему. Несутся навстречу пыль, сухие листья, сухая кора. Иногда на несколько секунд ветер стихает и я вспоминаю, что велосипед способен на свободный ход. Но, как бы то ни было, эти 1200 километров Наларбора остались позади. От Ноурсмана к Перту ведёт два пути. Один – прямой, проходящий через засушливые районы юго-запада. Другой путь проходит вдоль всего юго-западного побережья и даёт возможность посмотреть леса из эвкалиптов – гигантов. Этот, второй путь длиннее, но, безусловно, интереснее, и я не без некоторого колебания, избираю именно его. Эсперанс, это курортный городок с населением в 13 тысяч человек, ухоженный и опрятный, буквально вылизанный жителями. Хотя поддерживать чистоту довольно несложно. Ведь на каждом шагу стоят пластиковые мусорные баки, мусор из которых ежедневно убирается работниками специальной службы. А вообще австралийцы не любят людей, которые мусорят на улицах и дорогах. Даже когда я ехал по Наларбору, удивлялся чистоте австралийских дорог.
Близ Эсперенсе множество соляных озёр. Невеликие по площади и, иногда, с небольшим количеством невероятно солёной воды. Запах соли стоит в воздухе отчётливый. По краям таких озёр стоят чахлые деревца, иногда абсолютно сухие и лишённые листвы начисто. Стоят, как торчащие из земли огромные кисти рук, указывающие своими больными, искривлёнными пальцами-ветвями, куда-то вверх. Скорее всего они ругают солнце, за испаряющуюся, с огромной быстротой, влагу. Солью покрыты поля и пастбища, и как тут удаётся что-то вырастить, остаётся загадкой. Но в огромных амбарах, правда нисколько не похожих на наши, складируется невероятное количество собранного зерна, которое, не залёживаясь, по железной дороге увозится в Перт или Олбани.
-1- -2- -3- -4- -5-
